Глава 3.
Деревня была в точности как на фотографиях, только лучше. Пустынная не значит пустая, напомнила себе Анна, любуясь кустами остролиста в горшках, явно купленными по случаю грядущего Рождества. Ухоженные дома, холеные садики с мандариновыми деревьями и кустами цветущей стрелиции, каминный дымок из труб — аромат горящих дров напомнил Анне вечера в Лиссабоне, когда Дина растапливала камелек и открывала бутылку вина. Это было всего несколько недель назад, но Анне казалось, что в другой жизни. Да, собственно, она и была другой — до звонка, который все изменил. Непонятная, странная, с головокружительными переменами и открытиями, что необязательно несли добро, но хотя бы … хотя бы нестрашная. Если уж совсем честно — а лукавить с собой Анна считала неправильным и опасным — это была жизнь, полная того, что принято называть приключениями. И шла она по этой жизни не то чтобы смеясь, иной раз ей было совсем не до смеха, но довольно уверенно. Потому что шла она не одна. Была Дина, был Джон, был даже Леандру, как ни относись к мужчине, что пытался тебя облапошить и постоянно ставил в неловкое положение. А теперь не осталось никого.
Тот звонок с засекреченного номера изменил все, хотя, казалось бы, перемен и так было не сосчитать. Перепахал уже перепаханное и показал, что все может быть гораздо хуже, чем даже она, вырванная из привычной московской жизни и брошенная в кипящее жерло чужого прошлого, могла себе представить. И бежать ей после этого звонка было не к кому — кроме одного-единственного человека.
— Уезжай прямо сейчас, — сказал этот человек. — Оставь телефон, оставь все, садись в машину и не спрашивай, куда тебя повезут.
— Но я должна сказать Дине, — начала Анна и осеклась под колючим тревожным взглядом.
— Ты должна делать что я говорю. Если хочешь жить.
Дальше были долгий путь по ночным дорогам, «национальным», автострад молчаливый водитель, чьего лица Анна так и не увидела, избегал. Теплая рука Марии, выстуженный дом, который она не успела протопить, ночь без сна и первый рассвет в горах. И потянулись долгие дни, главным событием которых были ежеутренние звонки. Долгие, а пролетели как одно мгновение, и вот уже пора возвращаться в Лиссабон, потому что, очевидно, ситуация изменилась. Стала она лучше или хуже, Анна не знала и с изумлением обнаружила, что ей, в общем-то, все равно.
Погруженная в свои мысли, она не заметила, как оказалась на окраине деревни, рядом с руиной, что когда-то была большим семейным домом. Всю дорогу она шла в гору, и теперь стояла на небольшом каменном плато, которое заканчивалось обрывом. Анна окинула взглядом долину и зажмурилась: солнце било ей прямо в глаза и отражалось от крыш домов. Черный сланец, что здесь использовали вместо черепицы, сверкал как отполированное заботливой хозяйкой столовое серебро. И весь Пиодан был похож на рождественский вертеп: прелестная игрушка, спрятанная в горах.
— Сеньора! — громко прошептал кто-то. — Послушайте меня, сеньора!
От неожиданности Анна шарахнулась куда-то вбок, с глухим рокотом покатился с обрыва камень, о который она споткнулась, и ушла из-под ног земля. Анна схватилась рукой за колючие ветви ежевики и с трудом вернула равновесие.
Перед ней стояла странное существо: маленького роста то ли женщина, то ли мужчина в огромном пончо до колен и вязаной шапке с длинными ушами и помпоном. Лицо его напоминало печеное яблоко, узловатые пальцы нервно перебирали завязки пончо.
— Слушайте, слушайте, — надсадно прошипело существо. — Я скажу важные вещи.
Острый испуг уступил место злости: кто же так подкрадывается к стоящему у обрыва человеку! Анна со стоном выдернула из ладони ежевичный шип, на коже проступила капля крови.
— Кто вы, и что вам нужно? — даже не пытаясь быть вежливой, спросила она.
— Я Изабел, — ответило существо. — И я знаю кое-что.
Анна сосредоточенно рылась в сумке в поисках антисептика.
— Кто бы мог подумать, что он вообще пригодится, — по-русски проворчала она. — Хоть за что-то спасибо этому безумию с мытьем рук…
Изабел чутко прислушивалась к словам на незнакомом ей языке. Лицо ее выражало одновременно испуг и восторг. Она опасливо приблизилась к Анне и потрогала рукав ее пальто.
— Что вам нужно? — Анна начала сердиться.
— Там, — Изабел ткнула пальцем куда-то на запад. — Сеньора знает, что ТАМ?
Анна проследила за скрюченным пальцем сумасшедшей — а в том, что Изабел совершенно безумна, сомнений у нее не было, и неуверенно предположила:
— Испания?
— Там камни, большие камни, старые камни, — торопливо зашептала Изабел. — Камни, а на них кровь. Много крови.
И тогда Анна бросилась бежать — не думая и не рассуждая. Ее гнал первобытный ужас, тот, что взрывается в крови миллионами адреналиновых зарядов и наделяет обычного человека нечеловеческой скоростью.
— Russo… perigo! — срывая голос, кричала ей вслед Изабел. Ветер доносил до Анны лишь обрывки ее крика, но и их было достаточно, чтобы она бежала еще быстрее. — Будь осторожна! Russo! Он может тебя убить!
Голос безумной становился все тише и пропал совсем, когда Анна, задыхаясь и чувствуя, что сердце сейчас лопнет, добежала до главной улицы, свернула в переулок и рухнула на каменные ступени.
— Кто-то может меня убить, — прошептала она и посмотрела на свои руки — они крупно тряслись. — Меня могут убить. Господи. Господи.
Когда сердцебиение немного унялось, Анна огляделась: крохотный пятачок размером с кухню в хрущевке, выстланный гладкой брусчаткой, носил, судя по табличке на одном из трех окружающих его домов, гордое имя Нуну Алвареша Перейры. И считался здесь ни больше, ни меньше, площадью. На площадь выходили три двери, все три цвета маренго, украшенные рождественскими венками из шишек и лент.
Одна из дверей открылась, на улицу вышла женщина в переднике.
— Добрый день, — с вежливой настороженностью поздоровалась она. — У вас все хорошо?
Анна кивнула и попыталась выдавить улыбку, но онемевшие губы не слушались.
— Вы заблудились? — с явным усилием спросила женщина по-английски. — Вы туристка?
— Все хорошо. Я просто… я гуляю.
— Вам точно не нужна помощь?
— Нет, спасибо, — Анна поднялась на ноги и почувствовала, как по спине стекла струйка пота. — Я уже ухожу.
— Тогда хорошего дня, — женщина в переднике поправила рождественский венок на двери и приготовилась вернуться в дом.
— Постойте! — крикнула Анна. — Кто такая Изабел?
Женщина обернулась, и теперь на ее лице не было и следа участия.
— Никто, — отрезала она, зашла в дом и захлопнула за собой дверь.
Площадь имени великого полководца имела, как полагается всякой, даже самой маленькой площади, больше одного выхода. Если точнее, три, и Анна выбрала противоположный тому, через который пришла. Протиснувшись в узкую щель между домов — travessa, ну разумеется, переулок, как же иначе — она шла, стараясь ступать бесшумно. Ей хотелось стать невидимой и бестелесной, чтобы не оставлять следов и не отбрасывать тени. Чтобы никто не мог ее найти.
Но ведь нашли. Даже здесь, куда еще сегодня утром она и не собиралась.
Нашли и попытались передать послание. Что там кричала эта безумная Изабел… Русский. Опасность. Кровь и камни. Убить. Легкий какой ребус, практически без вариантов: опасный русский, который может убить за кровавые камни. Стало быть, на алмазы отца, или, вернее, камни, что он украл в ангольской провинции Уамбо, появился еще один претендент.
— Дона, почему так долго?
Педру стоял на главной площади в компании незнакомого мужчины и пил вино. Анна бросила взгляд на фасад церкви: часы показывали половину первого.
— Можно и мне что-нибудь выпить?
Мужчина широким жестом обвел ближайшую к ним витрину: сувенирная лавка, вязаные носки.
— Агуарденте, — попросила Анна. — В большой стакан. Мне это очень нужно.
Мужчина вопросительно взглянул на Педру, тот пожал плечами, и через минуту Анна уже держала в руке чайную чашку, в которой, впрочем, был отнюдь не чай.
— Потому что плохо, когда женщина пьет днем? — уточнила она.
— Стаканов нет, — ответил Педру. — Это же не бар, а сувенирный магазин.
— У меня есть бар, — обиделся владелец магазина. — Вон тот, третий от церкви.
Анна выразительно посмотрела на чашку с агуарденте.
— Сеньора не слышала про пандемию? — саркастически изумился мужчина. — Бар закрыт. Карантин. Три евро за агуарденте и евро за вино. Платить будете вместе? Наличные или карточка?
Когда он пошел за сдачей, Анна спросила Педру:
— Можно задать ему вопрос?
— Конечно, — удивился тот. — Почему нет.
— Ну… я уже спросила, и мне не ответили. А вопрос очень важный.
— Люди здесь странные, — Педру допил вино и поставил стакан, видимо, единственный в сувенирной лавке, на узкий оконный откос. — Хотите, я могу спросить. Что конкретно интересует дону в Пиодане?
Что-то внутри Анны очень не хотело говорить. Предчувствие, инстинкт — как ни назови, оно требовало заткнуться.
— Изабел. Меня интересует Изабел.
Педру сунул руки в карманы и пошел к машине.
— Поехали, дона, — бросил он, не оборачиваясь. — И так опоздали.
— А спросить? — возмутилась Анна. — Ты обещал спросить!
— Зачем спрашивать, если не ответят. Давайте, дона, а то Мария будет сердиться.
Они сели в машину и уехали, не попрощавшись и не забрав сдачу за напитки. Педру сосредоточенно рулил, не произнося ни слова, Анна, обессиленная и опустошенная, сидела рядом. Прежде чем Пиодан скрылся за поворотом горной дороги, она увидела убегающую вверх грунтовую дорогу и деревянную табличку в виде стрелки. Надпись на табличке гласила: Менгиры, 3 км, осторожно, возможен камнепад.
