Глава 6.
Они шли и шли, и тьма с каждой минутой становилась все гуще, и Анне стало казаться, что они ходят кругами. Она догадывалась, что путь их лежит параллельно деревенской дороге, и что скоро должны появиться тусклые фонари, освещающие малонаселенную горную деревню. Идти с пустыми руками было странно и неуютно, ее мучило навязчивое ощущение, что она что-то забыла.
Леандру же шагал пружинисто и бодро и время от времени принимался даже напевать какую-то песенку — это одновременно бесило и восхищало. Он не задавал Анне вопросов, не пытался выяснить детали происходящего. Может, не хотел, а может, понимал, что знает она хоть и больше его, но все же очень немного. Он вел себя как человек, выполняющий четко поставленную задачу и не интересующийся тем, что лежит за границами ее условий.
Устав от попыток осмыслить новую информацию, Анна сосредоточилась на причинах, что заставили его за эту задачу взяться. Ведь мог он сказать «Это не мое дело»? Мог. Почему же не сказал? Потому что у него во всем этом есть свой интерес. Достаточно сильный, чтобы ввязаться в опасную историю и рисковать собственной симпатичной шкуркой. И интерес этот — не она, не Анна. А нечто совсем другое.
— Устала? — Леандру остановился и сунул руку в карман кофты. — Ох, черт, оставил сигареты в пальто.
— Курение убивает, — пропыхтела Анна. Идти в длинном пальто было неудобно, к тому же она вспотела и подвернула ногу, несильно, но ощутимо.
— Осталось совсем чуть-чуть, — игнорируя ее иронию, отозвался Леандру. — Скоро будем на месте.
— И ты передашь меня Дине.
— Точно.
— И вернешься к своей охоте, или чем вы, аристократы, развлекаетесь в это время года.
Эту шпильку он тоже пропустил мимо ушей, что окончательно раззадорило Анну.
— В городе же сейчас заняться нечем, верно? Твой невероятно элитарный клуб, наверно, закрыт по случаю карантина. И твоя подруга тоже сидит дома.
— Моя namorada вернулась домой, в Париж, — спокойно ответил Леандру. — А клуб да, закрыт.
Namorada. Возлюбленная. Что ж.
— Парижанка, а? Очень стильно.
— Она португалка. Выросла во Франции, да. Но португалка.
Небось породистая как скаковая лошадь, подумала Анна, но вслух сказала:
— Поздравляю.
— С чем? — удивился Леандру. — С ее национальностью?
— Ну… и с этим тоже. И еще с тем, что она у тебя есть. Я имею в виду, возлюбленная. Не какая-то там грелфренд, а прямо целая namorada. Одиночество осталось в прошлом, да? Теперь ты в отношениях. Я полагаю, в серьезных. И у тебя будут дом и сад, все как ты мечтал…
Она болтала и болтала, не задумываясь над тем, что говорит. Слова слетали в губ и таяли в зимней ночи без следа и без цели. Просто звуки, лишенные какого бы то ни было смысла, издаваемые лишь для того, чтобы истончившаяся до предела нить, связывающая ее с мужчиной, за которым она шла, не порвалась окончательно.
— Анна…
Не заметив, что Леандру остановился, она продолжала идти и налетела прямо на него. Осторожно, пожалуй, даже бережно, он обнял ее и прижал к себе. Наверно, это все равно, что обнимать шкаф, некстати подумала Анна. Большой, потный, запыхавшийся шкаф.
От него пахло тропическими фруктами и немного табаком, а еще цитрусовой свежестью — знакомая с первой встречи смесь ароматов, в которой, впрочем, отсутствовал один элемент. Леандру больше не источал нервного напряжения. Он был спокоен.
Зимней ночью. На горной тропе. Убегая от организации, которая способна раздавить их обоих как букашек. Спокоен!
— Ты тяжело дышишь, — он коснулся тыльной стороной кисти ее лица. — И вся горишь. Я иду слишком быстро, но у нас действительно мало времени…
Анна прижала его пальцы к своей щеке и прошептала:
— Namorada, да?
Он тихонько рассмеялся.
— Ты слишком буквально понимаешь значение этого слова. Но я рад, что ты злишься.
Этот тихий смех, этот шепот в ночи, горячие пальцы на ее коже — никогда в жизни, а была она не такой уж короткой, Анна не испытывала столь всепоглощающей нежности. Это не была страсть, подобная горной лавине, неумолимой и сметающей все на своем пути. Нет, только бесконечная и, пожалуй, безадресная нежность, нежность вообще, которая, если хорошенько подумать, встречается куда реже, чем любое другое чувство. И которая сейчас окутала Анну словно теплая бархатная мантия, подбитая горностаем. Анна даже знала, какого она цвета: королевский синий, отливающий золотом.
И сейчас эта нежность требовала выхода. Анна с изумлением убедилась, что ее слишком много для одной, что ее нужно, необходимо разделить с кем-то — и лучше всего с тем, благодаря кому она возникла. Тем более, что он тут, рядом, и расхожее «в мире нет никого, кроме нас» было сейчас не фигурой речи, а самой что ни на есть реальностью. Где-то далеко, там, где темнота северной ночи разбавлена светом нескольких фонарей, где пробивается сквозь закрытые ставни чья-то спрятанная от посторонних глаз жизнь, где пофыркивает в переулке готовый сорваться с места автомобиль — там кто-то есть. Но не здесь, в кольце гор, чьи вершины теряются в чернильной тьме, густой и терпкой словно сок раздавленной в пальцах спелой смородины.
— Нет, Анна, — сказал Леандру и мягко отнял руку.
Мгновение оглушительного разочарования, а затем в ней вскипела ярость, словно он отобрал и сломал то, что сам же и подарил.
— Это какая-то игра? — зло спросила она, чувствуя, как щеки заливает огонь стыда. Древнего как горы и обжигающего как лава стыда отвергнутой женщины. — Во что ты играешь со мной, Леандру?
Он снова обнял ее, отшатнувшуюся, мгновенно покрывшуюся ледяной броней обиды и растерянности, уткнулся лбом в ее пылающую щеку. Удержал, когда она попыталась его оттолкнуть.
— Это будет не здесь, Анна. И не так.
Она яростно вырывалась, стараясь удержать слезы досады, и скороговоркой шептала по-русски: ненавижу тебя, иди к черту, ненавижу!
— Не так, — повторил он, — словно это наш единственный шанс. Словно другого не будет.
Злая ярость сменилась бессилием — словно кто-то повернул рубильник и выключил все эмоции. Анна высвободилась из объятий Леандру и без всякого выражения сказала:
— Возможно, это так и есть. Возможно, это был наш единственный шанс. Здесь и сейчас. А теперь его больше нет.
Даже в темноте она увидела, как кровь отлила от его лица, и оно стало землисто-серым. Я сделала ему больно, безучастно подумала Анна.
— Не говори так.
— Это правда. Я не знаю, что будет со мной завтра. Где я буду. С кем я буду. Увидимся ли мы снова.
— Да мы и не расстанемся, — раздраженно сказал Леандру. — Ты действительно думаешь, что после всего этого я просто оставлю тебя с Диной и уеду?
— Ты так сказал.
— А ты сказала, что ненавидишь меня. Мы много чего говорим, но все это не имеет значения. Я не играю с тобой. И именно поэтому — нет, не здесь и не так. Потому что это не игра. Больше нет.
На нее навалилась страшная усталость, ноги словно налились свинцом. Все ее желания свелись к одному: упасть на землю, закрыть глаза и заснуть.
— Сейчас я возьму тебя за руку, и мы пойдем дальше. Деревня совсем близко. Мы найдем Дину, ты попьешь и поешь, а потом я отвезу тебя в дом моих друзей здесь, неподалеку. Там тихо и безопасно. Ты отдохнешь. И я все время буду с тобой.
Леандру говорил размеренно и нарочито спокойно, как говорят с колотящимися в истерике детьми. В другой ситуации Анна поставила бы его на место, но сейчас у нее не было сил. Давным давно, еще ребенком, она упала с качелей — два столба и доска на веревках, восторг от иллюзии полета, когда ветер вокруг, и над головой раскачивается небо. Она даже не поняла, как оказалась в траве со сбитыми в кровь коленями и длинной кровоточащей ссадиной на правой руке. Даже боли не было — только удивление от того, что качели продолжали раскачиваться туда-сюда без нее. И качались еще довольно долго, пока не иссякла сила инерции. А она сидела и смотрела, ничего не говоря и даже не плача, и желая только, чтобы они перестали качаться.
Тропинка сделала очередной поворот, они вышли на открытое пространство, ограниченное с одной стороны рекой, с другой — горным склоном, заросшим невысоким густым кустарником. Леандру замедлил шаг.
— Пришли? — спросила Анна.
Он приложил палец к губам и прислушался.
— Да что такое?
Вместо ответа он резко дернул ее за руку, заставляя сделать несколько шагов назад. И в ту же секунду она услышала треск ломающихся кустов и странные звуки, напоминающие то ли рык, то ли хрип.
— Что это? — закричала Анна по-русски, забыв разом и английский, и португальский.
— Javalis.
Ее как будто стукнули по лбу свернутой газетой. «Жавали»? В смысле — «завали» с поправкой на португальские шипящие? Что это за «завали»? Хлебало завали? В смысле «не ори»?
— Откуда ты это знаешь? — изумилась она.
— Меня с детства учили, — нервно ответил Леандру. — Держись у меня за спиной и ни при каких обстоятельствах не кричи. Если повезет, они нас не заметят и просто пройдут мимо.
— Кто — они?
— Жавали, — пристально вглядываясь в темноту, бросил Леандру. И добавил, снова перейдя на английский: — Ради всего святого, Анна, заткнись. Это может быть действительно опасно.
Итак, он говорит по-русски. Скрывал, но прокололся и даже не заметил, видно, ситуация действительно аховая. Да еще признался, что учили его с детства. Идиот, обреченно подумала Анна. Да и я не лучше, ушла с ним сама, добровольно, сбежала от Педру, который знал, знал, что уехать я должна с теми, с кем приехала…
Мозг заработал быстро и четко, как это бывало всегда в минуты настоящей опасности. Никакая Дина, конечно, не ждет. Да и деревни не видно, значит, идут они вовсе не туда. Леандру обманом выманил ее из убежища, перехватил у Лиги — и, судя по его осведомленности, не для себя, а по приказу какой-то третьей силы. Сольный проект не удался, так он подался в наемники. Что ж, это выход для парня, которому очень нужны деньги.
Он что-то говорил, но Анна не слушала. Лихорадочно решала, что ей делать в свете этих новых — боже, господи, хватит уже новостей! — обстоятельств. Не показывать своего страха. Не показывать, что она догадалась. Тем более, что убивать ее он явно не намерен, уж скорее наоборот…
На поляну с визгом и хрюканьем выбежала стая темных поросят. Облака немного рассеялись, и в свете выглянувшей луны Анна увидела черные пятачки и полосатые спинки. Поросят было десятка полтора, не меньше, а шума они производили как сотня.
— Они идут к реке, — негромко сказал Леандру.
Javalis. Кабаны.
Анна согнулась от беззвучного хохота. Португальский язык много раз играл с ней злые шутки, но такое было впервые. Профессиональный шпион и наемник Леандру Брага. Господи ты боже мой.
— Но они же совсем маленькие, — сквозь смех, выдавила она.
— А ты посмотри на их маму, — хладнокровно предложил Леандру.
Из кустов, зловеще сопя, вылетели два огромных животных.
— И папу, — Леандру еле заметно кивнул в сторону того, что было заметно крупнее. Густая щетина на загривке «папы» воинственно топорщилась, белели в ночи воздетые вверх клыки, мощные ноги вскапывали грунт, вырывая траву с корнем.
— Килограммов сто двадцать, — с уважением прошептал Леандру. — Прекрасный экземпляр.
Самка была меньше, но куда опаснее — это Анна знала из учебника биологии и из собственного детства: встреча с разъяренной кабанихой, которая опекает детенышей, может стоить жизни.
Кабанье семейство, наконец, пересекло поляну и скрылось в зарослях у реки. Все произошло так быстро, что Анна даже не успела испугаться.
— Как ты узнал, что они рядом? — спросила она, шагая рядом с Леандру по расширившейся тропе, которая с каждым метром все больше напоминала проселочную дорогу.
— Я же говорю: меня учили с детства. Все мужчины в моей семье охотники.
— Javali, — задумчиво повторила Анна и неврно хихикнула. — Красивое слово. Как это будет по-английски, кстати?
— Я забыл, — Леандру прибавил шаг. — Вылетело из головы. Но главное, ты меня поняла.
Поняла, как же. Эти лингвистические игры разума до добра не доведут, мрачно подумала Анна. Она надеялась, что португальский будет даваться ей легче, ведь это был язык ее матери, язык, на котором она сама сказала свои первые слова… Или это был все-таки русский? Она не знала, а спросить теперь не у кого. Обе женщины, знавшие ответы на вопросы, мертвы. «След волны», некстати всплыло в голове. Их давно нет, но то, что они сделали много лет назад, привело ее, Анну, на эту тропу. В эту ночь.
— Мы пришли, — объявил Леандру.
Занятая своими мыслями, Анна не заметила, как они оказались на окраине деревни: полтора десятка каменных домов, расположившихся по обе стороны асфальтовой дороги. Дорога изгибалась и исчезала за поворотом. Горный серпантин, опасный и ночью, и днем. Особенно опасный зимой.
Дома казались слепыми: темные, с окнами, наглухо закрытыми пластиковыми жалюзи, что назывались здесь «изотермико» — такие гасят звуки и не пропускают холод. Несколько тусклых фонарей, знак, ограничивающий скорость до пятидесяти, безжизненные витрины кафе и маленького магазина. Но все же это была деревня, а не хутор, потому что в отдалении мигал, меняя цвета, настоящий светофор, а вдоль асфальтового полотна вились в обе стороны узкие мощеные камнем тротуары.
Леандру уверенно шел по одному из них, потом свернул за здание почты — Анна успела увидеть красно-белую эмблему всадника — и углубился в какие-то дворы. Она ковыляла за ним, одной рукой придерживая полы длинного пальто. Вторая все еще была в его ладони — теплой и твердой.
Вспыхнули фары автомобиля, и они, не размыкая рук, остановились.
— Ну просто голубчики! — раздался из машины знакомый голос.
— Голубки, — машинально поправила Анна. — И это не то, что ты думаешь.
Дина в ушанке, сдвинутой на затылок, в теплом полушубке и тяжелых ботинках, смотрелась сущим Распутиным, только бороды не хватало. Она шла навстречу, широко раскинув руки, и Анна поняла, что упреков не будет. По крайней мере, не сейчас.
— Наконец-то! — объятие Дины было крепким, голос — радостно возбужденным. — Как давно мы не виделись!
— Ей нужно попить и поесть, — Леандру устало провел рукой по лицу.
— Это можно сделать по дороге, — Дина отпустила Анну и нырнула в салон автомобиля. Старенький «пежо» заскрипел, но послушно открыл задние двери. — Чай в термосе, и там есть пакет с бутербродами. Поехали.
Леандру собрался было сесть назад, рядом с Анной.
— За руль, — скомандовала Дина. — Отвезете меня в Пиодан и поедете дальше, в сторону Гуарды.
— Зачем нам ехать в сторону Гуарды? — изумился Леандру.
— И что тебе делать в Пиодане? И почему ты не едешь с нами? Разве мы все не должны вернуться в Лиссабон?
Дина поудобнее устроилась на переднем сиденье и пристегнулась.
— Воу-воу, полегче, — сказала она по-английски, и ирония не скрыла того, что она напряжена как струна. — Я вернусь в Лиссабон из Пиодана. А вы, голубки, поедете в Испанию.
— Мы? — поперхнулась Анна. — То есть, я — и он?
Леандру бросил на нее укоризненный взгляд.
— Точно, — кивнула Дина. — Ты и он.
— Это почему?
— Потому что так хочет «Белая богиня». Тебя ждут, Анна. Два часа назад они сообщили, что ты можешь приехать и забрать то, что они много лет хранили для тебя.
Анна почувствовала холодок в животе.
— Не очень-то они торопились, а? — пробормотал Леандру.
— Ну вот и выскажи им свои претензии, — даже не пытаясь быть вежливой, ответила Дина. — Они и тебя хотят видеть. Так что уж поторопись. «Белая богиня» чертовски не любит тех, кто опаздывает.
Прекрасно!!! Очень хочется дочитать! Ну, очень!