Маленький «опель» бодро катил по живописной деревенской дороге. На заднем сиденье нежно позванивали бутылки с вином. Катя с удовольствием вдохнула смолистый запах свежевысушенного орегано и подумала: если на земле есть рай, то он здесь, в португальской провинции Алентежу.
Дождь обрушился на землю внезапно, прямо из безмятежно синего неба, которое буквально за секунды заволокло плотной черной пеленой. Крупные капли заколотили по крыше автомобиля так яростно, словно хотели расплющить эту маленькую нелепую жестянку на колесах.
— Опа, — растерянно сказал Вадим, — неожиданно.
— Вполне ожидаемо, — огрызнулась Катя. – Синоптики обещали дождь после обеда.
— Дождь, но не конец света! Ладно, прорвемся.
Катя хотела сказать, что если бы они пораньше выехали из Алгарве и выбрали автостраду, а не бесплатную дорогу, которую мощные корни пробковых дубов превратили в стиральную доску, то успели бы до дождя. Но вовремя вспомнила, что авторство идей «еще немножко посмотреть на океан» и «прокатиться по прелестным сельским дорогам» принадлежит ей.
Ветер и дождь были такой силы, что казалось, будто сам Атлантический океан решил испытать на прочность ветровое стекло маленького «опеля». Машину занесло.
— Все нормально, — сквозь зубы бросил Вадим. – Идем по приборам.
Он занервничал – как всегда, когда события выходили из-под контроля. Через четыре часа их ждал столик в каком-то кабаке, где обещали традиционную кухню и экзотическую музыку – Кате втемяшилось, что раз про это написано в путеводителе, то надо идти. Наутро – прогулка на кораблике по реке Тежу. А вечером самолет в Москву. Все было спланировано, даже с учетом Катиных «беременных» капризов, которым будущему отцу полагается потакать – прежде всего в целях сохранности собственного мозга.
И тут этот треклятый ливень и нулевая видимость. В другое время Вадим бы уперся и доехал до пункта назначения, но сейчас… Нет, рисковать нельзя.
— Поищи-ка что-нибудь поблизости, — стараясь не выдать волнения, попросил он. – Какой-нибудь отель, где можно переждать шторм.
— С ночевкой? – изумилась Катя. – Мы же ничего не успеем! Машину сдать, багаж забрать, из гостиницы выписаться… Поехали, Вадим. Потихоньку дотащимся, ну сколько осталось!
— Продолжайте движение еще 70 километров, затем поверните направо, - поддержал Катю навигатор.
Машину опять тряхнуло.
— По такой погоде и двадцать километров дорожка фронтовая, а нам еще стольник пилить, — мрачно отозвался Вадим. — Не факт, что у нас колесо не пробито. Да я еще ни хрена не вижу, вдруг какой местный лихач вылетит на встречку – костей не соберем. Фиг с ним, с рестораном. Давай, ищи ночлег, проведем романтическую ночь в деревенской гостинице.
Катя вбила в строку поиска «hotel»: по мнению навигатора ближайший отель следовало искать через те самые 70 километров.
— Попробуй «pousada”, — посоветовал Вадим. – Это вроде по-португальски гостиница.
— Это по-португальски бешеные деньги, — буркнула Катя. – Забыл, сколько мы заплатили за ночь в той pousada в Тавире? Впрочем, их поблизости тоже нет.
— Ну хоть заправку! Я не шучу, нам надо где-то остановиться!
— Связь со спутниками потеряна, — безмятежно сообщил навигатор.
— Да блин! – Катя схватила телефон. – Мобильной связи тоже нет.
— А интернет?
— Ничего нет!
Дождь барабанил так громко, что они почти кричали. Машина с трудом продиралась сквозь тяжелую черную воду.
— Зато теперь мы знаем, как выглядит одна из версий преисподней, — пошутил Вадим. Бросил быстрый взгляд на жену – она выглядела по-настоящему напуганной. – Кать, узбагойся! Все нормально, это просто дождь. Мы же рядом с океаном, забыла?
— Это не просто дождь, — дрожащим голосом сказала Катя. – Вадик, у меня плохое предчувствие.
— Я читал, что беременность обостряет интуицию, и потому слушать ее не надо, — добродушно усмехнулся Вадим. — Раз деваться нам все равно некуда, будем стоять, мигать аварийками и пережидать шторм. Кончится же он когда-нибудь.
Он затормозил на обочине, вытянул ручник и с любопытством посмотрел в окно.
— Ты вроде говорила, тут есть деревни.
— Они и есть, только их не видно, — проворчала Катя. – Ты руку свою в таком аду не увидишь.
Несколько минут Вадим напряженно вглядывался в черную пелену за стеклом, а потом вдруг спросил:
— А вон там – это что? Фонарь? Катька, это точно фонарь! А что значит фонарь?
— Что?
— Что там человеческое жилье. Люди! Представители нашего биологического вида! И там стопудово есть кафешка.
— Да с чего бы? Деревня, небось, в три дома, — сварливо возразила Катя. Она устала, у нее болела поясница, хотелось вытянуться во весь рост. Напускная веселость Вадима ее не бодрила, а раздражала.
— Если в португальской деревне три дома, то один из них обязательно кафе, — уверенно сказал Вадим. — Давай подъедем поближе и все разведаем.
Он завел мотор, нажал на газ, а через несколько секунд, выругавшись, на тормоз. Машину несло вперед, как доску для серфинга по океанской волне. Вадим отчаянно жал на педаль тормоза, понимая, что это бесполезно: автомобиль, словно взбесившийся неуправляемый зверь, летел в темноту.
— Сядь в кресло с ногами, голову в колени! – заорал он, чувствуя, как его заливает волна ужаса: а вдруг там, впереди, обрыв?
— Вадик, мы умрем? – неожиданно спокойно спросила Катя.
Он хотел рявкнуть что-нибудь про женские глупости, но не смог. Потому что он не знал. И ужас мгновенно уступил место злости на самого себя: это он виноват, что Катька и малыш могут погибнуть в кромешной тьме, в тысячах километров от дома, в местах, которых и на карте-то нет.
И тут «корса» мягко стукнулась капотом о деревянный столб с криво прибитой деревянной стрелкой, на которой было написано pousada. На стрелке раскачивался старомодный кованый фонарь, подвешенный за скобу.
— Что, все? – недоверчиво сказала Катя.
— А тебе мало? – выдохнул Вадим, держась за сердце и пытаясь отдышаться.
— Смотри, действительно фонарь, — безмятежно заметила Катя. – Надо же, какой ты глазастый. Давай подождем здесь, дождь вроде бы утихает.
— Не-не-не, я тебе обещал романтическую ночь – и я тебе устрою романтическую ночь. Видишь, что тут написано? 50 метров до отеля.
Вадим снова крутил руль, осторожно газовал, нес какую-то веселую чушь и думал: все-таки беременная женщина – удивительное существо. Ведь не впала в панику, не начала визжать. Видно, чувствовала, что настоящей опасности нет. Он уже мысленно похороны представил, а Катька спокойна, как удав. Как будто у нее внутри какие-то датчики.
— Я не хочу романтическую ночь, — заупрямилась Катя. – Я хочу в город.
— Ну перестань, мы уже на месте.
Из чернильной темноты проступил силуэт здания. Классические колонны светились во мраке тускло и зловеще, как ободранные до белизны кости гигантского животного. Кате удалось разглядеть окна — они были похожи на глаза слепца.
— Мне кажется, тут никого нет, — тихо сказала она, чувствуя, как по спине сползает капля пота.
Словно в ответ на ее сомнения, в окнах второго этажа беспорядочно заметались огни.
-В гостинице всегда кто-нибудь есть, — отозвался Вадим. – Может просто электричество вырубилось. Шторм оборвал провода. Пошли.
— Нет, — неожиданно даже для себя отрезала Катя. – Не пойду. И тебя не пущу. И лучше нам поскорее убраться из этого места.
Вадим знал этот тон и это выражение лица. Поэтому не стал спорить, а просто открыл дверцу машины и шагнул в темноту.
— Ничего не замечаешь? – весело спросил он через несколько секунд.
Катя напрягла зрение, но увидела лишь пляшущие огоньки в темных окнах странной гостиницы.
-Дождь кончился!
Наступившая тишина обступила маленькую машинку со всех сторон и показалась Кате еще более жуткой, чем ливень.
-Вот и хорошо, — стараясь унять дрожь в руках, сказала она. – Едем дальше.
— Подожди, я найду фонарик и проверю колесо. Ох, елки, кажется, мы помяли капот. Хорошо, что не пожадничали и взяли полную страховку…
Чудовищный раскат грома заглушил его голос. Катя зажала уши руками и вжалась в сиденье. А в следующий момент молния расколола небо пополам и осветила дом. Нестерпимым сиянием полыхнули изогнутые арочные колонны, похожие на белоснежные клыки гигантской змеи. Два ряда окон вспыхнули антрацитовым блеском. Прежде чем зажмуриться от ужаса, Катя увидела в дверном проеме человеческую фигуру.
А в следующий миг все исчезло.
— Катя, Катюша! – она пришла в себя от того, что Вадим тряс ее за плечо. – Выходи, я обо всем договорился. Для нас есть комната!
Катя вцепилась в руку мужа.
— Пойдем, — уговаривал Вадим, — там теплая ванна и сухая постель. У них электричество вырубилось, так что телека и вайфая нет, но нам дадут свечи и бутылку вина.
Катя выбралась из машины. Гроза ушла на север, оставив после себя нудный дождь, больше похожий на туман. Из приоткрытой двери отеля струился тусклый свет.
-Вадик, нам туда нельзя, — с трудом шевеля губами, сказала Катя. – Не спрашивай, почему. Просто нельзя. Я чувствую. Это плохое место.
-Другого нет, — разозлился Вадим. – Ведешь себя как маленькая.
Он заставил ее подняться по ступенькам и почти втолкнул в фойе. Катя огляделась. Просторное помещение освещали две масляные лампы, подвешенные к потолочным балкам. Пол из корабельной доски был накрыт узорчатым восточным ковром. Несколько старинных кресел сгрудились у большого камина, в котором тлели дрова.
— Посиди здесь, — предложил Вадим. – Я заполню документы и возьму ключ.
— У кого? Кто тут главный?
— Какой-то мужик. Похоже, хозяин заведения, я толком не понял. Вроде они тут с дочкой заправляют.
При мысли, что в этом зловещем месте есть женщина, Кате стало полегче. Раз есть женщина, значит, есть ее муж, а стало быть и дети. А когда в доме дети, то это не может быть совсем уж плохой дом.
— Иди сюда, — позвал Вадим.
Она подошла к стойке, за которой сгорбился хозяин гостиницы. Седые волосы, большие крестьянские руки, упрямый затылок деревенского жителя – Катя приготовилась улыбнуться, но когда мужчина поднял голову, ее пробил холодный пот. На нее оценивающе смотрели совсем не стариковские глаза – даже сквозь прищур Катю обожгла их ледяная зелень.
— Он говорит, ты высокая. Спрашивает, сколько тебе лет, — сказал Вадим. – Ну, если я его правильно понял.
— На каком языке вы говорите? – сипло спросила Катя.
— По-английски он ни бельмеса, так что на испанском – к счастью, он у нас одинаково паршивый.
— Как давно открылась эта гостиница?
С трудом подыскивая слова, Вадим перевел вопрос. Старик усмехнулся.
— Давно. Много, много лет назад.
— Мы единственные гости?
— Да. Возможно, позже приедут другие.
— Как называется деревня?
— Деревня дальше. Здесь только гостиница.
— Сколько стоит номер на ночь?
Старик скрипуче рассмеялся.
— Он говорит, ты хочешь все знать, — перевел Вадим. – Говорит, это опасно для женщины.
Вот козел, подумала Катя. Сексист хренов. Деревенщина, конечно, но все же европеец, мог бы вести себя по-человечески.
— Я хотела бы подняться в свою комнату, — холодно сообщила она, глядя прямо в ледяные зеленые глаза.
— Claro, dona, — с издевательским подобострастием поклонился хозяин.
— Но сначала мы заплатим.
Новый ледяной взгляд исподлобья обжег Катю. Вадим напряженно вслушивался в гортанную речь старика, потом сказал:
— Он говорит, мы заплатим потом.
— Сколько?
— Слушай, не дороже денег, — успокаивающе сказал Вадим. – Это маленький отель в глухой деревне, много не возьмут.
Старик вышел из-за стойки, и Катя невольно ахнула: перед ней стоял горбун. Он заметил Катино изумление, и губы его искривила усмешка.
— Перестань пялиться, — прошипел Вадим. – Ты что, инвалидов не видела? Ну неприлично же!
Горбун поднял вверх оплывшую свечу в тяжелом медном подсвечнике и жестом пригласил гостей следовать за ним. Деревянная лестница скрипела в ответ на каждый шаг. Вадим с любопытством озирался по сторонам, Катя же не могла отвести глаз от руки хозяина, скользящей по полированным перилам. Непропорционально крупная кисть, длинный большой палец – ей на ум пришло вычитанное где-то выражение «рука душителя».
Лестница заканчивалась в холле, из которого в разные стороны уходили два узких темных коридора.
— Смотри, какое красивое окно, офигеть! – присвистнул Вадим.
Огромный, от пола до потолка витраж, выполненный в холодных зеленых тонах, изображал мощный дуб со множеством тщательно прорисованных веток. Это была тонкая и явно очень дорогая работа.
Хозяин зазвенел ключами и распахнул дверь одной из комнат. Тусклый свет свечи выхватил резные столбики монументальной кровати. Тяжелый бархат балдахина придерживали витые шнуры с кистями. На столе Катя разглядела блюдо с фруктами и открытую бутылку вина.
— Номер для новобрачных, — нервно рассмеялась она.
— Pousada, — пожал плечами Вадим. – Все как полагается.
Хозяин одобрительно кивнул, разлил вино по бокалам и удалился, оставив свечу на столе.
В комнате было тепло, но Катю бил озноб. Она присела на край высокой кровати и вскрикнула:
— Меня кто-то укусил!
Вадим приподнял свечу повыше и расхохотался:
— Катька, это свежие розы! Представляешь, вся постель засыпана розами! Вот это сервис. А ты говоришь, деревня…
Розы в конце октября.
— Слушай, — Катя очень старалась говорить спокойно, — мне здесь не нравится. Я не выпендриваюсь и не истерю. Просто есть в этом месте что-то странное.
— Что например? – насмешливо поинтересовался Вадим. Он пытался открыть внутренние ставни, чтобы впустить немного свежего воздуха в жарко натопленную комнату.
— Например вот это, — Катя ткнула пальцем в толстую кованую решетку, которая оказалась за ставнями. – Отсюда невозможно выйти иначе чем через дверь.
— Нет, дорогая. Сюда невозможно попасть иначе чем через дверь. Жилья рядом нет, полиция далеко, а вот ворья, я думаю, сколько угодно.
Катя подошла к двери.
— Ни засова, ни щеколды, ни крючка несчастного, — сообщила она. – Только врезной замок.
— Ну закрой его на ключ и не парься, — посоветовал Вадим.
— А ключа тоже нет, — истерически рассмеялась Катя. – Горбун унес его с собой. Эту дверь нельзя запереть изнутри. А вот снаружи – запросто.
Вадим поднес бутылку вина к свече.
— Этикетки нет, домашнее, наверно, — сказал он, звеня бокалами. – Катюх, хорош параноить. Отель пустой, никто нас не потревожит. Или ты думаешь, хозяин нас убьет, чтобы прикарманить фотоаппарат, айпад и двести евро? Ну не смеши меня. Он же древний, как Мафусаил, он, небось, даже не знает, что телефон изобрели.
Катя прислушалась.
— За дверью кто-то ходит.
— И что?
— А то, что мы ведь тут вроде единственные постояльцы.
— Ну значит не единственные, он же сказал, другие придут позже. Вот, пришли. Иди, давай уже выпьем. Тебе водички!
Шаги в коридоре стали ближе, потом затихли. Вадим посмотрел на бледное от страха лицо жены, быстро подошел к двери и рывком распахнул ее. В коридоре было пусто.
— Катя, — раздраженно сказал он, — хочешь себя накручивать – дело твое. Можешь не пить, не есть, не спать. Можешь даже пойти в подвал и поискать маму Нормана Бейтса. А я намерен выпить бокал вина и лечь в постель. Кстати, если найдешь ее, меня не буди.
Он взял со стола бокал, поднес к губам и отскочил назад – толстое стекло треснуло прямо у него в руках, рубиновая жидкость хлынула на пол.
— Вот черт, — выругался Вадим. – Испугался. Все-таки паранойя заразна. Интересно, в ванной есть стаканы?
Свои дальнейшие действия Катя даже не анализировала. Пока Вадим, чертыхаясь, пытался найти стаканы, она схватила бутылку вина, распахнула окно и, просунув ее через решетку, бросила вниз. Звон разбившейся бутылки отозвался в ее голове мыслью: я все сделала правильно, это вино пить нельзя. Никак нельзя.
Осторожно подкравшись к двери, она прислонила ухо к замочной скважине и прислушалась. Снова шаги и какой-то странный шелест, словно идущий тянет за собой лист бумаги. Вадим может говорить что угодно, но там точно кто-то есть. И это не хозяин, у него тяжелая поступь и ботинки поскрипывают. Совсем другой звук.
Пустой отель. Горбун с ярко-зелеными глазами. Шаги человека, которого они не видели. «Он, небось, даже не знает, что телефоны изобрели»… А ведь телефонов здесь тоже нет. Даже на стойке в холле.
Стоп, а сотовая связь на что? Катя схватила мобильный – да, связи по-прежнему нет.
Вадим вышел из ванной комнаты и восхищенно сказал:
— Крутое какое место. Мебель старинная, ни тебе душевой кабины, ни фена – я вообще розеток не нашел.
— И это, по-твоему, нормально? Здесь ни телевизоров, ни кофейного автомата… Посмотри, в комнате три подсвечника и ни одной нормальной лампы.
— Это, Катька, может и не нормально, но дико дорого – забабахать такой ремонт и сохранить аутентичную обстановку столетней давности. Розетки стопудово есть, просто так хитро убраны, что я в темноте их не найду.
Закоптила и погасла свеча.
— Зажигалка есть? – спросил из темноты Вадим.
— В машине осталась, — ответила Катя.
— Неохота на ресепшен идти… Да ладно, темнота – друг молодежи. Иди сюда, давай придумаем что-нибудь интересное.
Судя по игривым ноткам в голосе, под «интересным» Вадим явно имел в виду секс.
Катя закусила губу, чтобы не закричать. Она сидела на полу, прислонившись спиной к двери, и слушала шаги. Они то приближались, то удалялись, ритм их не менялся, словно кто-то подчинялся тиканью метронома. Никогда еще ей не было так страшно. И чем больше веселился Вадим, тем более беспомощной она себя чувствовала. Нет, он не маменькин сынок, если что, может и в морду дать. Но здесь это не поможет. Катя не могла объяснить, почему, но каждый новый виток шелестящих шагов убеждал ее в том, что существо за дверью вряд ли можно остановить с помощью кулаков.
И с помощью замка, подсказала услужливая логика. Если оно захочет войти, то войдет.
— Ну и ладно, — обиженно сказал Вадим. – Не хочешь – не надо. Охотница за привидениями, блин.
Катя промолчала и вскоре услышала спокойное дыхание уснувшего мужа. Главное не заснуть, твердила она, мне спать нельзя. Надо дождаться восхода и убираться отсюда. Пусть у меня паранойя, пусть я истеричка и сошла с ума, но в этом доме что-то не так, и я хочу отсюда выбраться.
Шаги за дверью стихли, и Катя вдруг поняла, что страшно устала. Теперь все ее мысли были только о том, что хорошо бы поспать. Встать, сделать два шага и рухнуть в белоснежную постель. Это так просто. И так глупо истязать себя сидением на полу, когда рядом мягкая перина.
Она уже начала вставать, когда загрохотали ставни.
— Какого хрена! – сонно воскликнул Вадим. – Во ветрила-то. Хорошо, что мы дальше не поехали.
Это не ветер, отстраненно подумала Катя. В темном оконном проеме появилась полная луна. И ни один резной лист не шевелится на виднеющемся из окна дубе.
Нет, это был не ветер. Зато дуб – дуб был ей знаком. Ветвистый, мощный, неподвижный – именно так он и выглядел на холодном зеленом витраже. Луна ярко осветила поляну и темный силуэт под деревом: горб, огромные руки, капюшон, скрывающий лицо. Человек что-то искал в траве. Или что-то прятал. Катя наблюдала за ним, как завороженная. А он вдруг прервал свое странное занятие, поднял голову и посмотрел прямо на нее. Полыхнули изумрудной зеленью страшные ледяные глаза.
Она отпрянула от окна и бросилась к кровати.
— Вадим, мы уезжаем. Прямо сейчас.
— Господи ты боже мой, — вздохнул Вадим. Нашарил телефон, включил фонарик и принялся зашнуровывать ботинки. — Ну хорошо. Ладно. Все равно спать ты мне не дашь. Поехали. Скажем, что нам позвонили. Извинимся. Заплатим и поедем. Ты готова?
Катя не ответила. Яркий свет фонаря высветил в углу комнаты предмет, который заставил ее онеметь от страха.
Это была детская колыбель. Тончайшей работы старинная кроватка, застеленная белоснежным бельем. Вышитый полог над колыбелью медленно колыхался.
— О черт, — изумился Вадим. – Зачем тут детская кроватка? И когда ее успели застелить?
— Откуда он узнал? – прошептала Катя.
Действительно, откуда? Вадим был совершенно уверен, что в коротком разговоре с горбуном он ни разу не упомянул о том, что его жена беременна. Он и слова-то этого по-испански не знал!
— Уходим, — бросил он. – Ты права, жуткое какое-то место.
Схватил Катю за руку и потянул на себя тяжелое кольцо в двери.
Дверь не поддалась.
— Заперто, — прошептала Катя. – Мы не можем выйти.
— Да я ее сейчас вынесу к чертям собачьим! – взбесился Вадим.
И тут же понял, что это невозможно: дверь открывалась вовнутрь. Он подскочил к окну, схватился за решетку и попытался ее сдвинуть. Нет, то ли приварена, то ли прибита снаружи так, что не оторвать.
— Ты слышишь? – Катя дрожащей рукой показала на запертую дверь.
Теперь и он это услышал: шелестящие шаги прямо в метре от них, по ту сторону двери.
— Откройте! – заорал он и заколотил кулаками по хорошо подогнанным толстым доскам. – Выпустите нас немедленно!
Шаги стихли.
— Здесь беременная женщина! – прокричал он по-английски. – Ей плохо! Если что-нибудь случится, вы будете отвечать!
Из-за двери послышалось что-то вроде тихого стона.
— Послушайте, — стараясь говорить спокойно, начал Вадим. – Это не шутки. Это действительно серьезно. Нам немедленно нужен врач. Откройте, пожалуйста, дверь. Мы просто уедем – и все.
— Он говорил, мешая английские слова с русскими и испанскими. Ему казалось, что главное – говорить. Главное – прогнать эту кошмарную тишину, прерываемую шелестом каких-то потусторонних шагов.
Стон повторился. На этот раз он был длиннее и громче.
— Вы же женщина! – уговаривал Вадим. – Вы, может быть, тоже мать. Поймите, нам нужен врач! Я не знаю, что тут происходит. И знать не хочу. Просто выпустите нас!
— Nao posso… — прошелестело из-за двери.
— Что это значит?
— Значит «не могу», — бесцветным голосом перевела Катя. – Оно не может.
— Оно? Какое на фиг оно? Там точно женщина, голос-то женский! Дочка полоумного хозяина, не иначе.
— Оно не женщина. И не мужчина. Оно вообще не человек.
— Sou nao a mulher, — подтвердил голос.
— Да что ж ты, на хрен, такое? – заорал Вадим и ударил кулаком в дверь.
Ответом ему был звук удаляющихся шагов.
— Катя, Катюша, — Вадим обнял жену и почувствовал, как она дрожит. – Ну давай попробуем взять себя в руки и порассуждать логично. Место, конечно, странное, и ты была права, зря мы сюда приперлись. Но ведь смешно думать, что тут происходит какая-то мистика.
— А что же тут, по-твоему, происходит? – спросила Катя, и Вадим услышал, как стучат ее зубы.
— Криминал. Это единственное разумное объяснение. Либо они действительно хотят нас ограбить, либо тут орудует какой-то маньяк. И то, и другое одинаково плохо. Но есть и хорошая новость: рано или поздно этому психу придется сюда войти – не может же он держать нас тут вечно. И вот тогда я с ним разберусь.
Он пытался рассуждать хладнокровно и логично. Он просчитывал варианты: Катя спрячется в ванной, а он будет ждать урода у двери. Даст ему по башке подсвечником – главное, не убить скотину, неохота за него срок сидеть. Легонько так треснет, чтобы, так сказать, расчистить поле для переговоров. Если дело только в деньгах, пусть забирают все.
— Останови ее! – вдруг дико закричала Катя.
Вадим оглянулся: колыбель вдруг начала качаться, словно подчиняясь чьей-то невидимой руке. Ритмично и совершенно бесшумно. И в этот момент распахнулась дверь.
— Бежим! – заорал Вадим. Но Катя не двинулась с места. Словно завороженная, она смотрела на качающуюся колыбель – и улыбалась! Жуткой, нездешней, неживой улыбкой. Вадим схватил ее за руку и потащил к распахнутой двери. Но Катя вырвалась и бросилась к колыбели.
— Пойдем, ну пойдем, Катя! – взмолился Вадим.
— Она смотрела сквозь него остановившимся взглядом и не двигалась с места.
— Милая моя, ну пожалуйста!
— Ты уходи, — без всякого выражения ответила Катя. – Я останусь.
Выбраться отсюда, добраться до деревни и вернуться в это кошмарное место с нарядом полиции. Займет полчаса. Что может случиться за эти полчаса с Катей? Мозг Вадима лихорадочно работал, а потом вдруг словно отключился. Он и сам не понял, откуда взялась страшная уверенность: если он сейчас выйдет за дверь, то больше никогда не увидит жену. Он просто это знал. Поэтому осторожно приблизился к Кате, снял ее руку с бортика колыбели, сжал и сказал:
— Я никуда не уйду.
Дверь немедленно захлопнулась.
Фонарь в телефоне погас – видимо, села батарейка. Да и черт с ней, все равно толку от него ноль, равнодушно подумал Вадим. Катино лицо в свете луны было бледным, почти белым. И совершенно чужим. Рука – ледяной. Глаза – пустыми.
— Катя, ты меня узнаешь? – тихо спросил Вадим. – Скажи, кто я.
— Никто, — холодным, высоким голосом отозвалась Катя. Она выдернула руку и снова вцепилась в колыбель. Полог над ней продолжал мерно колыхаться.
И тогда Вадим рванул вышитую ткань так, что она осталась у него в руках. Холодная, гладкая, пахнущая морозом – ну какие, какие в Португалии морозы, откуда?
Он отшвырнул оторванный полог и бросился к жене. Катя стояла, закрывая собой пустую колыбель. Глаза ее полыхали голубым пламенем. Перед ним была не Катя, которую он знал до последней родинки – это было очень страшное, очень сильное и очень красивое существо. Не женщина. Не мужчина. Сгусток энергии, которая – в этом Вадим не сомневался – могла и хотела его убить.
— Уходи, — сказало существо. – Тебе здесь не место.
— Нет.
— Тогда ты умрешь.
Этого не может быть, думал Вадим. Это Катя, моя жена. Она беременна, и скоро у нас будет ребенок. Мы живем в Москве, в маленькой двушке у метро «Домодедовская».
— Уходи, — напомнило существо. – Ты здесь не нужен. Тебе откроют дверь.
И, подтверждая ее слова, дверь действительно открылась.
— Хрена лысого, — сказал Вадим. – Никуда я не уйду.
— Тогда ты умрешь.
— Да понял я, понял, — через силу усмехнулся Вадим. – Кать, ты такая зануда иногда…
Дверь снова закрылась – на этот раз без грохота. В коридоре снова зашелестели шаги.
— Что мне сделать, чтобы вы нас отпустили? – заорал Вадим.
— Esperar, — тихо откликнулся голос.
Ждать. Чего? Впрочем, какая разница. Катя неподвижно стояла перед колыбелью. И Вадим понял, что его ждут самые страшные часы в жизни. Ломать дверь, стучать, орать, разговаривать с Катей, вообще что-то делать – бесполезно. Он должен только ждать. Неизвестно, чего. Возможно, самого худшего.
До самого восхода солнца Катя не сдвинулась с места. Шагов за дверью тоже не было слышно. Вокруг стояла какая-то могильная тишина, которую прерывал лишь Вадим – когда подходил к жене и осторожно брал ее за руку. Он пытался согреть холодные пальцы своим дыханием, но ничего не получалось: они оставались ледяными.
Сначала он пытался говорить, потом просто тупо сидел на кровати. А потом подошел к жене, встал на колени и прислонился головой к ее животу. В голове у него не было ни единой мысли.
Наверно, он все же задремал, потому что разбудило его прикосновение ладони к затылку. Знакомые ощущения – Катьке нравилось запускать руку в его волосы и гладить его по голове, как огромного кота.
Он поднял глаза и увидел свою жену. Она смотрела на него сверху вниз и улыбалась. И тогда он заплакал – как не плакал никогда в жизни, даже в детстве, даже, наверно, в младенчестве.
— Вадик, ты чего? – испугалась Катя. У нее ныла поясница, голова была тяжелой, мысли путались. – Что случилось?
Он вытер слезы тыльной стороной руки, вскочил и посмотрел за окно. Там медленно занимался рассвет.
— Ты помнишь, где мы?
Катя побледнела.
— Что со мной было? Я спала? Мы можем отсюда уехать?
Вадим молча опустил голову.
— Оно… оно ушло?
— Оно не ушло. Оно где-то тут. И оно нас не выпускает. Прости, Катька, я не смог ничего сделать, — глухо сказал Вадим. – Я не знаю, что здесь происходит, и как отсюда выбраться.
— Мы умрем?
Хреново идут дела у мужика, жена которого второй раз за ночь задает такой вопрос, подумал Вадим. Но ответить не успел: откуда-то снизу послышались грохот, звон разбитого стекла и исполненный звериной тоски вопль.
— Что это? – побледнела Катя.
Мебель и стекло внизу продолжали падать, вопли становились громче. Катя бросилась к мужу и вдруг увидела, как медленно и совершенно бесшумно открывается запертая дверь. Сейчас я увижу того, кто за ней, завороженно подумала Катя. Я, наконец, пойму, что происходит. Страха больше не было – только чувство, что вот-вот наступит освобождение.
— Быстро! – Вадим схватил ее за руку. – Уходим!
— Кто там? – спросила Катя, не двигаясь с места. – Кто открыл дверь?
— Не знаю! И, надеюсь, никогда не узнаю!
Взявшись за руки, они пробежали по коридору, миновали витраж с дубом и скатились по лестнице в фойе. «Опель Корса», слегка помятый и со спущенным колесом, стоял на прежнем месте.
Пока Вадим дрожащими руками пытался попасть ключом в замок зажигания, Катя посмотрела на фасад гостиницы: все было как ночью, только гораздо старше. Облупившиеся колонны, осыпавшаяся плитка азулежу на фасаде, стертые ступени… За ночь дом словно состарился, подумала Катя, глядя на него в зеркало заднего вида. И вдруг заметила в своих коротких каштановых волосах седую прядь.
Проехав в полном молчании километров двадцать, Вадим с Катей остановились на заправке.
— У нас есть полчаса, пока залатают колесо, — сказал Вадим после разговора с механиком. – Вон там кафе.
Они сели на улице, взяв по большой чашке кофе. В голове у Кати была звенящая пустота. Вадим мучительно о чем-то размышлял.
— Здравствуйте, — сказал по-английски сидящий за соседним столиком мужчина. Он был небрит, длинноволос и одет в немыслимую гавайскую рубашку. Катя вымученно улыбнулась в ответ и поплотнее запахнула толстую вязаную кофту.
— Вы туристы? Вам нравится Португалия? Вы впервые в Алентежу?
— Да, — коротко ответил Вадим. Но длинноволосый не унимался. Ему хотелось поговорить, и он, недолго думая, пересел за их столик, не забыв прихватить рюмку бурой жидкости.
— Портвейн? – усмехнулся Вадим.
— В шесть утра, но я еще не ложился, — без малейшего смущения подтвердил длинноволосый. – Я немного алкоголик, немного писатель… Вообще я из Лиссабона, поэтому здесь мне ужасно скучно.
— Заночуйте в местной гостинице, — ядовито посоветовал Вадим. – Веселья – во!
Писатель-алкоголик внимательно посмотрел на Вадима, потом на Катю, потом сказал:
— Здесь нет гостиницы.
— Не прямо здесь, километров двадцать в сторону Алгарве, — уточнила Катя. Запах кофе, бормотание маленького телевизора на барной стойке, даже этот безобидный алкоголик – привычная реальность размыла ночной кошмар.
— Там нет гостиницы, — заупрямился длинноволосый. – Вернее, она там была. Лет сто назад, а то и больше. Ее построил какой-то пришлый, то ли галисиец, то ли ирландец… Появился в наших краях с кучей денег, купил старую кинту и построил отель. Никто не знал, откуда он родом. Но только местных, говорят, он за людей не считал. У него дочка была – Мария, что ли… Редкая красавица: черные волосы и изумрудные глаза.
Катя вздрогнула.
— Я эту историю так хорошо знаю, потому что это своего рода местная достопримечательность, — сделав глоток, продолжил длинноволосый. – Этот пришлый к дочке никого не подпускал. У него, видите ли, была навязчивая идея: продолжить род. Но не с кем попало, а чтобы непременно с каким-нибудь аристократом. Он для того и гостиницу построил, чтобы дочку выдать замуж. Нанял архитектора из самой Италии, тот ему и сделал «мануэлино» — вы знаете, что это такое?
— Знаю, — Катя облизнула пересохшие губы. – Продолжайте.
— Колонны, арки, корабельные снасти – так тогда было модно. И у него действительно часто останавливались богатые люди. Дочка никогда черной работы не делала – сидела в кресле в шелковом платье. Ждала. Ну и дождалась, увез ее какой-то граф в Лиссабон.
— А потом она вернулась – без мужа и с ребенком, — нарочито скучным голосом продолжил Вадим.
Длинноволосый усмехнулся.
— Если бы. Она вернулась одна. И что-то такое она с собой сделала в Лиссабоне, что детей у нее больше быть не могло. Никогда. Когда отец это узнал, то, говорят, помешался. Ему были нужны внуки – законные, незаконные, неважно. Династия. Древо. А дочь у него это отняла.
— Он мог бы сам жениться…
— Я забыл сказать – он был редкий урод. Ну какая молодая пойдет за полоумного горбуна? В общем, дочку он то ли задушил, то ли зарезал, а потом и сам помер. В гостинице, говорят, было витражное окно во всю стену. Так он разбежался и прямо в него. Кровью истек.
— А дальше? – Вадим взял Катю за руку, и она поняла, что его колотит.
— А дальше ничего. Их чуть ли не в один день похоронили – отца и дочь. И буквально в ту же ночь случилась страшная гроза. Молния ударила в дерево, дом сгорел. Остались одни руины. И слава у них нехорошая. Что ни осень, в этих развалинах мертвых женщин находят. Так вам гостиница нужна? Я могу отвести к Луизе, она сдает комнаты.
— Как называлась та гостиница? – спросила Катя.
Длинноволосый печально улыбнулся.
— Знаете, это самое забавное. Никто не помнит. Мужик так хотел, чтобы его имя жило вечно – знаете, как дерево, которое пускает и пускает новые побеги… Он ведь помешался на этом. И что в результате? Люди постарались забыть его имя. Что уж говорить о гостинице…
Через двадцать минут они сели в машину. Выезжая на дорогу, Вадим посмотрел на указатель Lisboa и повернул в другую сторону.
Катя не спрашивала, куда они едут.
— Телефон где-то выронила, — сказала она просто чтобы разбить повисшую тишину.
— Найдется, — равнодушно отозвался Вадим. – Я свой тоже куда-то дел.
Вспученная корнями деревьев кромка дороги. Указатель-стрелка. Ржавая скоба от фонаря на нем. Заросшая травой проселочная дорога. И сразу за поворотом – остов некогда красивого двухэтажного здания. Изогнутые подковообразные арки со щербатыми сводами. Расколотые морские раковины вокруг дверного проема. Зияющие провалы окон. И почерневший ствол мертвого дерева у южной стены.
Катя и Вадим подошли к дубу.
— Смотри, тут кто-то пил, — безучастно заметил Вадим, указывая на осколки бутылки и свежие следы красного вина.
Я хорошо размахнулась, подумала Катя. Далеко бросила.
— У всего этого есть разумное объяснение, — сказал Вадим, когда они вернулись к машине. – Я уверен, что есть. Не может не быть.
— Конечно, — согласилась Катя.
В небе над останками дома появился аист.
— Какая ирония, — одними губами улыбнулась она. – Символ деторождения над домом, который погиб из-за того, что здесь никогда не было детей.
Заскрипела под тяжестью птицы выцветшая жестяная вывеска. Солнечный луч осветил потрескавшееся дерево и сложил буквы в слова: pousada «Um carvalho morto» — гостиница «У мертвого дуба».