Лиссабонские зарисовки. Часть 1.

Истории Лиссабонские зарисовкм Люди Португальские истории

Выношу на помойку стол. По частям, конечно. Стол тяжелый, деталей много, туда-сюда сбегать раз десять, не меньше.
Тащу ножки, встречаю гробовщика, тот после обязательных «bom dia, tudo bem» спрашивает:
— Это что?
— Стол.
— Хороший?
— Хороший. Но слишком большой.
— Ааа, понятно.
Тащу стеклянную столешницу, встречаю владельца скобяной лавки, разговор повторяется с точностью до запятой. После четвертого описания стола, и почему я его выкидываю, тот же вопрос от незнакомой девицы, вальяжно курящей в дверном проеме свежеоштукатуренного дома (ах, ребята, какие теперь красивые дома в Морарии!), заставляет меня огрызнуться:
— Стол. Большой. Хороший.
— А чего выбрасываешь?
— Да это бывшего моего! — сдуру брякаю я. Тебе нужна причина — вот тебе причина.


Дальше происходит следующее: девица бросает сигарету, засовывает голову в подъезд и кричит:
— Meninas! Помощь нужна!
Из подъезда буквально вылетают четыре девушки и за один раз перетаскивают остатки стола на помойку.
— Эй, meninas, — недовольно говорит хозяин мясной лавки, — это надо в мешки для мусора. Или уносите на строительную помойку.
— Мешки у тебя есть? — прищурившись, спрашивает предводительница фурий.
— Есть. Но эти детали слишком большие.
— Неси мешки, — усмехается девушка.
Вернувшись через пять минут, я вижу кучу довольно крупных, но все-таки щепок. И хозяина мясной лавки, который наблюдает за крушащими дерево девицами, спрятавшись за подвешенной к потолку тушей. Фурии прислоняют доски к каменной ограде, прыгают на них с разбега, трещит дерево, летит песок.
— Что они говорят? — тихо спрашиваю я мясника, потому что не могу разобрать в их стремительном языковом потоке ни единого слова.
— Обман. Ненависть. Месть, — довольно спокойно отвечает мясник. — Matar, знаешь это слово?
Знаю, блин! «Убивать» оно значит!
Предводительница фурий вытирает рукавом лоб и говорит:
— Ну вот, теперь это влезет в мешки.
— А стекло?
— Ана его раздавила и выкинула в контейнер для стекла.
— Ага, — с улыбкой сытого людоеда кивает Ана.
— Спасибо, девушки, — говорю я. — Вы мне очень помогли.
— А еще вещи есть?
— Какие вещи?
— Одежда. Рубашки. Джинсы.
— Джинсы хорошо горят, — оживляется Ана. — Если облить бензином.
Я не хочу жечь хозяйские джинсы. Я вообще ничего не хочу жечь. Мне стыдно, и я хочу сказать девушкам, что у меня нет бывшего, а есть вполне действующий. Но вспоминаю, с каким азартом они крушили древесину, и говорю:
— Это была последняя вещь.
— Жалко, — говорит предводительница. — Уничтожать вещи бывшего — самая приятная часть во всей женской солидарности. 


Выбираю цветы домой. Флоришта говорит:
— Давайте, помогу. Вам что нравится?
— Все!
— Ладно. Какого цвета стены дома?
— Белые. К ним все подходит.
— Хммм. Вы откуда? Может, цветы, которые будут напоминать о родине?
— У меня на родине снег лежит.
— Так вы сюда за теплом приехали?
— Даже и не знаю… В моем московском доме намного теплее, чем в лиссабонском.
— Прохладно, значит?
— Это не совсем правильное слово. Правильное — холодно!
— Ну так это же прекрасно! Я знаю, что вам нужно!
И приносит гиацинты. Три луковицы в горшке. С бутонами и нежными зелеными листьями.
— Вы шутите???
— Они будут белые и сиреневые.
Беру горшок.
— Только не перегрейте, а то не расцветут! — кричит мне вслед флоришта.


Шикарный черный парень — камуфло, дреды, на пальце ключи от мотоцикла:
— Хелло, бэби!
Выхожу на свет, чтоб он увидел все мои почти сорок.
— Пойдем в бар, бэби! Давай сделаем этот холодный вечер по-настоящему жарким!
Я недобро спрашиваю:
— Тебе сколько лет, бэби?
— Не беспокойся, бэби, алкоголь мне уже продают, и у меня есть деньги.
— Крутой, да?
— Да, бэби, я крутой.
— А раз такой крутой, чего на улице знакомишься?
— Какая разница, где. Важно — с кем!
Улыбается, звенит ключами.
— Да ладно, позволь мне тебя угостить. Я только переехал, никого тут не знаю. Помоги мне, бэби!
— Посмотри на меня очень внимательно. Я похожа на местную?
— На тебе угги. Ты без сумки. У тебя кошачий корм и пачка кофе.
— Умный, да?
— Да, бэби, я умный. Я вообще лучше, чем выгляжу.
— Выглядишь ты, кстати, круто.
— А я знаю, ыыыыы. Ну что, пошли? Давай я помогу тебе нести покупки.
— Прости, бэби, но я иду домой.
— Да почему? Я же умный, веселый, круто выгляжу, и у меня есть деньги, чтобы тебя угостить!
— Потому что я замужем.
Пауза.
— А где кольцо?
— Сняла, чтобы вымыть посуду. Забыла надеть. Но поверь мне, я действительно замужем.
Ключ убран в карман, дреды заправлены за уши.
— Сеньора, извините, я не знал.
— Ничего страшного. Просто ради любопытства. Почему ты вдруг стал называть меня сеньора?
— Вы замужняя женщина. Тут, понимаете, неважно, насколько я крут, а вы привлекательны. Тут важно проявить уважение.


Лепешки паратха и пакет тикка масала. Банка хумуса. Тайская лапша. Паштет из сардин. Пуэр. Все это мне пришлось выложить в халяльной лавке на rua do Benformoso, чтобы найти кошелек и расплатиться за килограмм телятины.
— Сеньора, вы откуда родом? — офигев от моей гастрономической мультикультурности, спрашивает продавец.
— Из России.
— Я извиняюсь, вы уверены, что вам нужна моя лавка?
Я начинаю раздражаться.
— Это ведь мясо?
— Да.
— Нормальное мясо, да? Говядина?
— Конечно. Это очень хорошее мясо.
— Ну значит да, я уверена.
Продавец взвешивает кусок вырезки, я складываю в пакет свои пожитки.
— Извините, а почему все-таки вы выбрали мою лавку?
— Потому что португальские уже все закрыты. У индусов нет говядины. У евреев только курица. А у китайцев мясо может оказаться вообще чем угодно, включая скорпионов. Что, какие-то проблемы?
— Да нет, я тут с братом спорил. Он говорил: если будешь продавать мясо поздно вечером, на улице будет два дурака — ты и твой покупатель.
Оглядываюсь: лавка пустая.
— Ну так он прав, брат ваш.
— Неееет, сегодня три дурака. Перед вами Самир заходил.


Иду я, значит, этим утром по своим делам. И вдруг сумка падает с плеча прямо под ноги португальскому джентльмену лет семидесяти. Твидовый пиджак, шарф, тросточка. Конечно, шляпа, которую он приподнимает, вручая мне сумку.
— Блин, — говорю я, — железяка разогнулась.
— Жележжака, — со вкусом повторяет джентльмен. — Сеньора из Польши?
— Из России.
— Очень красивый язык. Позвольте, я вам помогу. Здесь рядом сапожник, он починит прямо сейчас.
Поворачиваем в переулок, заходим в крохотную каморку с окном на уровне тротуара.
— Тио Зе, у сеньоры проблема.
Дядя Зе откладывает растоптанный ботинок, изучает мою сумку и молча кивает.
— Он о вас позаботится, — говорит джентльмен и уходит.
Дядя Зе достаёт инструменты и принимается за работу. Я нависаю над ним.
— Сколько лет вы уже занимаетесь этой работой? — интересуюсь я, глядя на длинные ряды обуви за его спиной.
— Всю жизнь.
— Вам нравится?
Дядя Зе поднимает на меня глаза — зеленые глаза уроженца Севера — и отвечает:
— Да. Эта работа даёт мне спокойствие и уверенность. Я потому ее и выбрал.
— Вы счастливый. Я вот до сих пор не выбрала.
— Когда я был мальчиком, отец сказал: представь, что сейчас Средние века. Подумай, кто тогда был нужен. И делай это. Люди всегда будут носить обувь.
— Да, но мир-то с тех пор изменился!
— Мир-то да. А люди-то — ни хрена, мать их, нет!

Тэги

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *