Суббота получилась какая-то очень общительная. Я познакомилась с Толстым Парнем, который свалился с беговой дорожки, потом Реставратор вытащил меня из-под груды мебельных обломков, а потом мы с соседом снизу спасали одеяло, которое унесло ветром. А на вечер Дина заказала столик в русском (!) ресторане, потому что суббота — это наш день, да еще и Изабел закончила работу раньше, чем планировала, так что ура, уыпьем, заслужили.
Ну и вот выхожу я из дома в половине восьмого, чтобы ехать куда-то в Алкантру. У церкви болтается небольшая стайка дружественных подростков из Мозамбика и Анголы. Дружественными они стали после того, как я наша беруши. А до этого были враги — со своими танцами на ларго, огромным магнитофоном и музыкой, жанр которой я затрудняюсь определить.
— Привет, — говорю, — ребята. Репетировать будете?
— Добрый вечер, — отвечают ребята. — У Джо нога болит, так что вряд ли. Просто посидим.
Джо — это, конечно, Жоао. Тринадцать лет, паркур, уличные танцы, «дикое» граффити и присущая юным африканцам изысканно-опасная пластика пантеры. Джо у них главный.
— Жалко, — говорю, — что так получилось с Джо. Я как раз встречаюсь с друзьями, вы могли бы спокойно репетировать. Чтобы я не орала с балкона и не кидалась землей.
— Но вы же вернетесь и все равно будете кидаться, — заметил Джо.
— Это вряд ли. Я вернусь поздно и в таком состоянии, что мне будет все равно. Меня пригласили в русский ресторан.
Парни смотрят с вежливым недоумением.
— Водка, — намекаю я.
— Это вроде текилы? — уточняет Джо.
Тринадцать лет парню, господи ты боже мой.
— Типа того, — отвечаю я и думаю: а может это и неплохо, что подросток, которого девять человек из десяти назвали бы «девиантным», слабо представляет себе, что такое водка. — Ладно, хорошего вечера, я пошла.
И тут в глазах Джо появляется искорка интереса.
— Крутые джинсы.
В памяти некстати всплывает лицо Арнольда Шваргенеццера, когда он говорит «Мне нужна твоя одежда». — А «конверсы» — отстой.
— Да это не «конверсы», — вмешивается мелкий вертлявый юнец. — Это какое-то девчачье говно из «Гимараеша».
— Эй, — говорю, — я тебя впервые вижу. Ты кто такой, а?
— Это Крис, — отвечает Джо. — Крис, давай повежливей.
Крис опускает глаза и лицемерно просит:
— Извините, дона.
— Но вообще-то Крис дело говорит, — после секундного колебания сообщает Джо. — Крис круто разбирается в одежде.
— Ну тогда Крис должен знать, что «конверсы» стоят 70 евро, а в «гимараеше» кеды можно купить за 20, — ядовито говорю я.
— А в «Терезинье» даже за девять пятьдесят, — снисходительно улыбается Крис. — Это не вопрос цены. Эти кеды портят весь аутфит.
Парни согласно кивают — в отличие от меня они точно знают, что такое аутфит.
Разозлившись, я задаю вопрос в лоб:
— Хочешь сказать, я плохо выгляжу?
— Хуже чем плохо, — совершенно спокойно и очень уверенно отвечает Крис. — Скучно.
— Я иду ужинать с подругами! С женщинами!
— И чо?
Сам Крис облачен в свободные, болтающиеся на бедрах джинсы пыльно-серого цвета, оранжевые «найки» и белоснежную майку-«алкоголичку». Белая же «федора» на стриженой под ноль голове. Через плечо — вопиюще поддельный «виттон»: тот уровень, когда нелепость превращается в искусство. На шее крупные бусы из слоновой кости, возможно тоже поддельной. На запястье вместо браслета повязан оранжевый, точно в цвет «найков», платок. Я знаю, что это не ради понтов, такими платками уличные танцоры вытирают пот со лба. Но выглядит круто, чего уж.
— Ладно, — говорю, — давай. Что не так?
Крис откладывает свой гаджет и деловито перечисляет:
— Туфли на высоком каблуке. Вот это полосатое, чтобы это ни было, надо сменить на обычную белую майку.
— Это морской стиль! — защищаюсь я. — Шанель любила морской стиль.
— Шанель мертва, — не отрываясь от планшета, говорит Джо.
— И чо? — совершенно как Крис парой минут раньше, вопрошаю я. — Она вечная.
— Когда мода становится «вечной», она тоже умирает.
Я не успеваю постичь всю глубину этой мысли, потому что Крис достает из кармана пару резинок для волос, протягивает их парню по имени Зека и просит:
— Сделай это.
Зека — обладатель совершенно невероятной гривы. Это не просто «афро» — это чемпион среди «афро». Он ловко скручивает пряди и собирает их в два маленьких пучка. Опять-таки, я знаю, почему он это умеет — перед репетицией танцоры стараются максимально убрать волосы.
Говорю:
— Я делаю так в зале.
— Сделайте сейчас. А то голова очень большая.
Я двадцать минут укладывала волосы. Я постирала шнурки и красиво вдела их в кеды. Я, наконец, очень люблю мою новую полосатую майку с большим вышитым якорем на пузе. А какой-то малолетний уличный танцор за несколько минут уничтожил все, что мне дорого! В субботний вечер! После длинной рабочей недели и трудного дня!
— Вы попробуйте, — неожиданно мягко предлагает Крис.
И вся банда кивает головами как те котята мейнкунов из ролика на ютьюбе.
Разворачиваюсь и иду прочь.
— Крупные украшения! — кричит мне вслед Крис. — Побольше!
Дома, кляня себя за внушаемость и бесхребетность, я сооружаю на башке два крысиных хвостика, причем на разной высоте. Переобуваюсь в босоножки на высоченной платформе. Меняю новенькую матроску на растянутую «алкоголичку» и надеваю все серебряные браслеты, которые могу найти.
Спускаюсь вниз, молча смотрю на Криса.
— Лучше, — сдержанно одобряет он. — Красивые бижу.
— Сам ты бижу, — оскорбляюсь я. — Это антикварное серебро!
— Все браслеты на одну руку, майку заправить под ремень, — командует он, присаживается на корточки и подворачивает мои «крутые джинсы», открывая щиколотки. Поднимается. Выпускает из крысиных хвостов на моей голове несколько прядей. Отступает на шаг назад. Кивает.
Я смотрю на свое отражение в стеклянной витрине похоронной конторы. Среди образцов урн и траурных венков, заботливо расставленных Гробовщиком Третьим, я вижу высокую, стройную, молодую женщину. Это я.
Некстати думаю: мне скоро сорок.
— Круто, — говорит Джо.
Молодая поросль согласно шумит.
— Сумка все равно отстой, — недовольно пожимает плечами Крис. — Ничего не поделаешь. Алзиру уже закрылся. То есть, этот негодяй абсолютно уверен, что, будь Алзиру на месте, я бы безропотно купила поддельный «виттон». Тем, кто делает настоящие, стоило бы задуматься о новой моде: оригинальные «виттоны», выглядящие как фейки.
Я иду к лестнице, парни орут мне вслед:
— Хорошего вечера!
Я улыбаюсь.
Мне скоро сорок.
И я никогда не чувствовала себя лучше.