Рикарду Рибейру закрывал вчера фестиваль Caixa Alfama, который лично для меня стал фестивалем трех потрясений: про Камане я уже писала, про великолепную Йолу Диниш еще напишу, и вот, собственно, Рибейру.
Я слышала его ao vivo и раньше — пару лет назад на открытии Tasca do Chico Alfama, и это было скорее впечатляюще, чем трогательно: абсолютно подавленная масштабом голоса, я поражалась вокальной виртуозности Рибейру, но по большому счету так и не поняла, за что этого фадишту любят больше других — роскошных голосов в фаду немало.
Совершенно особое место, которое Рикарду Рибейру занимает в мире фаду, объясняется между тем очень просто: он «свой». В самом лучшем смысле этого слова. Если Камане это свет звезды, совершенной и невозможно далекой, то Рибейру — теплое сияние свечи на столе в casa do fado.
Выйдя на сцену, Рибейру отвесил легкий подзатыльник гитаристу, из-за опоздания которого задержали концерт, и который продирался сквозь хохочущую толпу с гитарой и банкой кока-колы, а потом сказал: так, скажите мне, что я сегодня буду петь. На каждый выкрик он старательно загибал палец — и действительно спел все, о чем просили.
А потом, когда публика попросила еще одно фаду, Рибейру сказал:
— Давайте мы споем так, как мы это обычно делаем в casa do fados, без микрофона.
Клянусь, никогда я не слышала такой тишины в зале. Две с половиной тысячи человек стоя слушали пение Рибейру, и даже, кажется, шумная ночная Алфама притихла ради этого голоса.
Запись у нас получилась не очень, писали на телефон, но вы послушайте. Это удивительно и прекрасно, и дело даже не в великом голосе Рикарду Рибейру, а в том, что этот фадишта сумел сказать каждому из тысяч слушателей: эта музыка и этот город, и даже мой голос — они ваши. И я — ваш.
