Антон Зеленов

Потеряться в Лиссабоне.

Истории Лиссабон Прогулки по Лиссабону

В восемь утра крошечное кафе в старинном лиссабонском районе Морария переполнено: три столика заняты местными старушками, у стойки – пара работяг, припозднившийся офисный клерк и пожилая девушка в виниловом комбинезоне и ярко-розовом парике.
Увидев меня в этой маленькой шумной толпе, хозяин заведения кричит:
— Bom dia, сеньора! Как обычно?
Я завтракаю здесь в третий раз. И у меня уже есть «как обычно»: galão – кофе с молоком, стакан теплой воды и turrada, тост из свежего хлеба, политый растопленным сливочным маслом. В этом весь Лиссабон: достаточно пары дней, чтобы почувствовать себя своим в этом древнем городе на другом конце Европы.

фонарь

Узкая, вымощенная камнями улица исторического центра уходит круто вверх, к Замку Святого Георгия: город построен на холмах, которых официально семь, а на самом деле двенадцать – отсылка средневековых историков к великому Риму, память тех времен, когда Португалия владела половиной мира и всерьез полагала свою столицу наследницей Вечного города. Навстречу, позванивая, выкатывается трамвай, местная гордость, воспетый в многочисленных фаду amarelo do carris – «желток». На подножке висят дети. Они хохочут, перекрикивая скрежет старинного механизма, и здороваются с полицейским, который, впрочем, совершенно беззлобно, грозит им пальцем.
Разогнавшись с горки, «желток» вдруг резко тормозит: прямо на трамвайных путях стоит тачка с овощами. Обычная садовая тачка, доверху наполненная листьями свежего латука — alface. В Лиссабоне это больше чем салат, это один из символов города. Собственно, коренные лиссабонцы так себя и называют: alfacinha, «салатники». В лихие времена латук, обильно растущий на замковом холме, кормил и горожан, и скот.
Водитель трамвая спокойно ждет, пока владелец зеленной лавки уберет с путей свой товар. Здесь кричать и требовать: впереди целый день, что решат какие-то десять минут.
Настоящие «алфасинья» никуда не торопятся и мало о чем всерьез беспокоятся, своей философской неспешностью задавая ритм городу и делая Лиссабон непохожим на прочие европейские столицы. Жизнь в старинных кварталах течет подобно великой реке Тежу: медленно, по привычному руслу, вскипая ненадолго праздниками и быстро успокаиваясь. Здесь не очень прилично быть богатым, а если уж судьба подкинула деньжат, так потрать их тихо.
«Счастье – понятие безусловное, — говорит сквоттер Луиш. Он живет в заброшенном старинном доме, который уже выкупила крупная строительная компания, но тот факт, что ему придется переезжать, Луиша не слишком печалит. – Счастье или есть – или нет. От денег мало зависит. Солнце бесплатно, ветер с океана бесплатно, в саду сядь, на город посмотри – тоже бесплатно! А на вино и сардинку не так уж много нужно».
Садов в Лиссабоне много: в сезон цитрусовые рощи окутывают город тончайшей ароматной дымкой, сквозь которую пробиваются запахи свежемолотого кофе и чеснока, жарящегося в оливковом масле. Чтобы попасть в сад Турел, где находится одна из самых эффектных смотровых площадок Лиссабона, надо пройти через Байшу, Нижний район. Это средоточие туристов и торговцев не всегда легальным товаром начинается с площади Мартим Мониш – огромного, облицованного белым камнем пространства, которое когда-то было застроено дворцами португальской знати. Дворцы были уничтожены диктатором Салазаром в угаре построения Нового государства. Предполагалось, что отсюда на замок Святого Георгия будут смотреть сооружения, больше соответствующие духу Республики. Однако дальше пустыря дело не пошло – до самых 80-х, когда на Мартим Мониш построили огромный отель, а самой площади попытались придать современный вид. Но, как это часто бывает, дух и смысл пространству придали не постройки, а люди – в случае с Мартим Мониш это оказались эмигранты. Выходцы из бывших колоний, индийцы, непальцы, китайцы облюбовали ветшающую Морарию и на десяток лет сделали Мартим Мониш своей вотчиной – не то чтобы опасной, но, пожалуй, неспокойной. И лишь в последние несколько лет площадь, пережившая и роскошь, и запустение, обрела свой нынешний вид: сейчас здесь проходят фестивали уличной еды, играют известные диджеи, на огромном экране показывают артхаусное кино. Эмигрантов по-прежнему много, но теперь это «фишка»: китайский новый год, праздник Дивали, масштабные «зумба»-фестивали – все тут, разноцветное, многонациональное и привлекающее туристов не хуже знаменитого двенадцатого трамвая, конечная остановка которого находится здесь же, у старинной церкви Носса Сеньора да Сауде, единственного здания, уцелевшего за десятки лет перестроек и перерождений Мартим Мониш.

10 baixa b
Байша, Вид с лифта Санта Жушта

После сонной Морарии Байша, до которой оттуда идти минут пять, оглушает. На площади Фигейра рынок с фудкортом, где торгуют сырами, медом и вишневым ликером «жинжинья» — не протолкнуться. На площади Росиу – автомобильная пробка, туристические автобусы и перуанские музыканты. Удивительным образом все это столпотворение не выглядит декорацией – скорее средневековой ярмаркой с поправкой на технологии. Шум, запахи и особенно черно-белая мозаика, которой выложена площадь Россио, знаменитая calçada portuguesa, опьяняют в буквальном смысле: если пойти по ней метров пятьдесят, глядя на каменные узоры, чувствуешь, как начинает кружиться голова. Потому местные и называют Росиу «Пьяной площадью», не забывая, впрочем, добавить, что каких-то полтора века назад вот тут, прямо на этом месте совершались аутодафе:
— Виселица, понимаешь. Мрачные времена. Теперь-то уже не так, но вот моя прабабка приходила сюда еще до Великого землетрясения.
Португальцам вообще свойственно вспоминать о событиях многовековой давности так, словно это была вчера. Генетическая память хранит и плохое, и хорошее. Время не делится на годы и поколения: все, что происходило двести лет назад, произошло с каждым из них. Наверно, именно здесь следует искать корни saudade – странного и удивительного феномена, свойственного только португальцам. В этом непереводимом слове все: тоска по великому прошлому, печаль несбывшихся надежд, неистребимая надежда грядущих обретений. Которые, впрочем, будут пущены по ветру, как это не раз случалось с Португалией.
— Никогда мы не умели считать, — без малейшего сожаления констатирует владелец крошечного кафе Tendinha. За последний месяц он получил десяток предложений продать заведение – Лиссабон на пике моды, недвижимость стремительно дорожает, самое время сделать большие деньги и отойти от дел. – Бывали у нас богатства и побольше, а толку?
«У нас» — это значит, в эпоху Великих Открытий, когда золото, драгоценные камни и специи Нового света ненадолго сделали Португалию самой богатой европейской державой. Все утекло сквозь пальцы, ничего не осталось, говорит португалец с изумительной гордостью человека, которому удалось без остатка промотать немыслимое состояние. Тоже, знаете ли, не каждому дано! И потому к новым деньгам, которые хлынули в Лиссабон буквально в последние пару лет, здесь относятся философски: пройдет и это.
— Ну подорожало все на какое-то время, — говорит сеньор Жузе. Ему под семьдесят, он пенсионер, и каждое утро спускается из Байрру Алту, Верхнего района, чтобы выпить кофе на площади Россио. Это для него и тяжело, и дороговато, но он делал так пятьдесят лет и не собирается отказываться от своих привычек только потому, что Лиссабон превратился в туристическую мекку. – Потом опять подешевеет. А потом опять подорожает. Так жизнь устроена. Прилив – отлив. Жизнь – она как море. Вы море-то уже видели?
Морем в Лиссабоне называется вся большая вода – от реки Тежу до Атлантического океана. Я сверяюсь со своим маршрутом: нет, еще не видела, к морю поеду завтра, вот, электричкой с вокзала Каиш ду Содре.
— Планы? – изумляется сеньор Жузе. – При всем уважении, сеньора, Португалию невозможно понять по плану. Планы, meu Deus! Шоппинг, маршрут, экскурсии… Ничего вы не увидите и не поймете!
— И что же мне делать?
— Потеряйтесь! – для пущей убедительности сеньор Жузе повторяет это слово на трех языках. – Просто – потеряйтесь. И наслаждайтесь этим. Таков уж Лиссабон.
Он встает, приподнимает шляпу в знак прощания и уходит, опираясь на трость и вызывая в памяти облик великого Фернандо Пессоа. И мне не остается ничего, кроме как последовать его совету.
В сад Турел я пойду на закате. А сейчас, через пешеходную руа Аугушта, мимо уличных ресторанов, магазинов и застывших мимов, сквозь Триумфальную арку – к воде. Там, за идеальной геометрией площади Коммерции, течет в океан Тежу. Несколько лет назад сюда вернулись дельфины: если повезет, можно увидеть, как они играют в реке. Если повезет, можно услышать прекрасные морны, которые поет на набережной кабовердианка с лицом и голосом молодой Сезарии Эворы.
— Может, повезет, — пожимает плечами парень с удочкой, когда я спрашиваю его, хорошо ли клюет в центре города.
По-средиземноморски хитроватые, во всем, что касается отношений с судьбой и удачей португальцы доверчивы как дети. Они покупают лотерейные билеты, играют в лото и рассказывают друг другу истории об одном парне из Байрру Алту, который работал официантом, а потом выиграл кучу денег в казино «Эшторил».
— И стал богат?
— Нет, но повеселился хорошо!
Отреставрированная набережная сменяется вокзальной пристанью Каиш ду Содре, потом старинными доками, в которых теперь дискотеки и ночные клубы, потом доками действующими. И вот уже вдоль Тежу тянутся велосипедные и беговые дорожки – в районе Сантуш предпочитают селиться молодые и спортивные. Они бегают по утрам, едят вегетарианскую еду, покупают автомобили с гибридным двигателем и свободно говорят по-английски. Они хотят карьеры и денег и не хотят брака и холестериновых бляшек. Они рады, что Лиссабон меняется: можно хорошо зарабатывать, не уезжая из страны.
— Да ну, Старый город, — морщится Луиш. У него дискотека, ночной бар и прачечная. Зажиточный парень, пробегающий ежедневно по десять километров. – Там одни туристы и пенсионеры. Машину не припаркуешь, все дорого… А здесь у меня бизнес и вид на реку.
— И на что ты потратишь заработанное?
После секундного раздумья Луиш отвечает:
— Подожду, когда мода пройдет и куплю квартиру в Старом городе.

maat
Новое здание музея МААТ со смотровой площадкой

Смотровая площадка музея МААТ накрывает Тежу сверкающим белоснежным фасадом, изгиб которой имитирует гигантскую волну. Под его сенью старая речная станция «Белен» выглядит случайно попавшим сюда домиком с крошечной пристанью и мощеным двориком, на котором дети запускают piao – деревянный волчок на длинной веревке. В тени уличного навеса люди пьют кофе с шамусой – треугольными пирожками с курицей карри, лакомством, привезенным когда-то из Индии и прочно осевшем в традиционной португальской кухне.
Последняя остановка перед океаном. Дальше, за Торре де Белен, начинается Атлантика. В этой части города все напоминает о великих открытиях и великих богатствах: кружево монастыря Жеронимуш, заполненная яхтами марина, морской музей, далекий маяк – официальная метка места, где река переходит в океан. Путь от центра Лиссабона до Белена занимает пару часов, если не отвлекаться на Музей карет и Музей трамваев. Кондитерская «Белен» переполнена, очередь за знаменитыми pasteis de nata стоит даже на улице. За этими слоеными корзиночками с заварным кремом приезжают даже сами лиссабонцы – даром, что такие же продаются по всему городу. Такие да не такие, говорят они. Вот сардина, казалось бы, рыба и рыба, а не зря мы каждую субботу ездим за сорок километров, чтобы поесть их в одном особенном месте.
Еда – это важно. Португалец может пропустить деловую встречу, отменить свидание, перенести что угодно, но только не прием пищи. И потому я, посмотрев на часы, сажусь в 28 трамвай. Я здесь уже три дня. У меня тоже есть «особенное место», и к обеду мне надлежит быть там, в Алфаме, в маленьком ресторанчике, где порция жареных сардин стоит в полтора раза дешевле, чем везде, а в порции не четыре рыбки, как для туристов, а пять – как для местных.
— Как ты провела утро? – спрашивает официантка Ванесса, ставя передо мной запотевший кувшинчик холодного vinho verde.
— Я потерялась.
— Но к обеду нашлась, — смеется Ванесса. Она ждет своего первого ребенка и пока не уверена, что хочет замуж за его отца. – К обеду все находятся.
Я кладу горячую сардину на кусок кукурузного хлеба и начинаю есть. Три дня назад мне объяснили, что сардину едят именно так: руками, выбирая кости, а самое вкусное в ней – пропитанный жиром хлеб. Меня это больше не смущает. Как не смущают дешевые стаканы с царапинами от чистки песком, сколы на тарелках и чуть погнувшиеся столовые приборы. Это tasca, кабак, таверна. Рестораны с крахмальными скатертями и коллекционными винами – в другом Лиссабоне. В том, где есть планы, маршруты, экскурсии, все, о чем с таким презрением говорил сеньор Жузе.
На послеобеденный стаканчик я спускаюсь в Морарию. Вечером я пойду слушать фаду, и хорошо бы привести себя в порядок. В саду Серка да Граса цветут апельсиновые деревья. Вот уже третье утро я вижу их из окна арендованной квартиры, которая каким-то непостижимым образом уже превратилась в мой дом. У меня есть соседи. Горшок с геранью. Худой кот с рваным ухом, который приходит каждый вечер по черепичной крыше, и с которым я делюсь кусочком сыра.
Я знаю, что все это не мое. В старинную мансарду с подтекающей крышей уже через неделю въедут другие туристы. И коту, в общем-то, все равно, кто угощает его сыром. Я знаю, что первое время после отпуска буду скучать и планировать возвращение, и предвкушать радость узнавания, как будто Лиссабон на самом деле мой дом. А потом я подумаю, что в мире так много других мест, которые я еще не видела… У меня появятся новые планы и новые маршруты…
Но вот что еще я знаю. Что где-то в мире есть город с красными крышами и синим небом, пахнущий апельсиновым цветом и кофе. И если однажды я все же надумаю вернуться, он меня вспомнит. И спросит: «Вам как обычно?» Может, не сразу конечно. Может, через пару дней. Но обязательно вспомнит. Таков уж Лиссабон.

lisbon properties at night
Вид на Лиссабон и площадь Мартим Мониш со смотровой площадки Сеньора ду Монте

Статья написана для журнала «Аэрофлот»

Тэги

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *